Правда и Кривда - две сестры. Сказка

Жи­ли-бы­ли в од­ной де­рев­не два пор­тных – Иван да На­ум. Вот ре­шили они как-то в со­сед­нюю во­лость по­дать­ся, что­бы там сво­им ре­мес­лом про­мыш­лять. Приш­ли в од­но се­ло, ста­ли кресть­ян с кресть­ян­ка­ми об­ши­вать, за­рабо­тали по двад­цать руб­лей на бра­та. По­том от­пра­вились в дру­гую во­лость, а по до­роги зас­по­рили: как луч­ше жить – прав­дой или крив­дой.

— Прав­дой нуж­но жить! – го­ворит На­ум.

А Иван ему от­ве­ча­ет:

— Врёшь ты всё! Толь­ко те, кто кри­вить ду­шой уме­ет, в са­погах хо­дят. Вон, вспом­ни ста­рика Ар­хи­па из на­шей де­рев­ни! Весь век он прав­дой про­жил, а от­ро­дясь и до са­мой смер­ти ни са­пог, ни хо­рошей ру­бахи не на­шивал. Так в лап­тях да ко­сово­рот­ке рва­ной и по­мер.

Толь­ко На­ум на сво­ём сто­ит, с при­яте­лем не сог­ла­ша­ет­ся. Уда­рились они тог­да об зак­лад: до­гово­рились дой­ти до бли­жай­ше­го се­ла да спро­сить у лю­дей, чем луч­ше жить. Ес­ли ска­жет им на­род, что прав­дой, то кри­водуш­ный от­даст прав­ди­вому свои двад­цать руб­лей. А ес­ли кресть­яне счи­та­ют, что крив­дой, то пусть прав­ди­вый рас­пла­чива­ет­ся. Приш­ли они в се­ло, ста­ли по из­бам хо­дить да на­род расс­пра­шивать:

— Ска­жите, лю­ди доб­рые, чем луч­ше жить – прав­дой или крив­дой?

Ко­го не спро­сят – у всех один от­вет:

— Да ка­кая ж те­перь прав­да? За прав­ду не то что не пох­ва­лят, а ещё и кля­уз­ни­ком на­зовут!

— Ой, наш­ли о чём тол­ко­вать! Са­мо со­бой крив­дой жить луч­ше! Она-то в са­погах хо­дит, а вот прав­да – в лап­тях.

— Да от прав­ды ни­како­го тол­ка! Кто врёт, тот и хо­рошо жи­вёт!

Де­лать не­чего – уго­вор до­роже де­нег. От­дал На­ум Ива­ну свои двад­цать руб­лей, ста­ли они опять ра­ботать – кресть­ян с кресть­ян­ка­ми об­ши­вать. Как по трид­цать руб­лей на бра­та за­рабо­тали, от­пра­вились в третью во­лость. А по до­роге опять о том же зас­по­рили: чем луч­ше жить? Уда­рились об зак­лад на трид­цать руб­лей. Дош­ли до се­ла, а навс­тре­чу ку­пец едет.

— Ва­ше сте­пенс­тво! Ре­ши ты наш спор: чем луч­ше жить на све­те – прав­дой или крив­дой? – спра­шива­ют му­жики.

— От­цы на­ши го­вари­вали: не об­ма­нешь – не про­дашь, – от­ве­ча­ет ку­пец. – Так не­уж­то нам ум­ней их быть? На­ше де­ло ку­печес­кое: ку­пил – про­дал. Прав­дой сыт не бу­дешь, а крив­дой не по­давишь­ся. Лю­ди нам ложь – мы им то ж!

От­дал На­ум Ива­ну трид­цать руб­лей, ос­та­лись пор­тные в том се­ле ра­ботать. За­рабо­тали они на этот раз по пять­де­сят руб­лей на бра­та, ре­шили до­мой от­пра­вить­ся. По до­роге опять ис­то­рия пов­то­рилась: зас­по­рили они о прав­де-крив­де да уда­рились об зак­лад на пять­де­сят руб­лей. Повс­тре­чал­ся им по пу­ти ба­рин.

— Так и так, су­дарь, – го­ворят му­жики, – рас­су­ди ты нас. Как ска­жешь, так то­му и быть. Чем луч­ше на све­те бе­лом жить – прав­дой или крив­дой?

— Не­чего тут и спра­шивать, – от­ве­ча­ет ба­рин, – все лю­ди на од­ну стать, все крив­дой жи­вут.

Взял Иван у На­ума пять­де­сят руб­лей, за­шёл в лав­ку да хле­ба се­бе в до­рогу на­купил. От­пра­вились они даль­ше, а путь-то неб­лизкий, вот уж и ночь тём­ная нас­ту­пила – ни зги не ви­дать. Бре­дут при­яте­ли на ощупь, сов­сем заб­лу­дились. Как рас­све­ло, ста­ли пор­тные до­рогу ис­кать, толь­ко всё без тол­ку: нет ни тро­пиноч­ки, ни про­секи, кру­гом тём­ный дре­мучий лес без кон­ца, без края. Це­лый день они так бро­дили, сов­сем ума­ялись. Ве­чером вы­нул Иван кри­водуш­ный из ко­том­ки сво­ей ка­равай да стал ужи­нать. А На­уму по­есть не­чего: день­ги-то он прос­по­рил, не на что бы­ло еды в до­рогу ку­пить.

— Ну, – ду­ма­ет, – то­варищ-то со мной точ­но по­делит­ся.

Толь­ко не тут-то бы­ло: по­ел Иван, ос­тавший­ся хлеб в тря­поч­ку за­вер­нул да об­ратно в ко­том­ку уло­жил. Так и лёг На­ум под кус­ток го­лод­ным. Кое-как про­воро­чал­ся всю ночь, встал ут­ром на­тощак, а Иван уж зав­тра­ка­ет. Не под си­лу из­го­лодав­ше­муся му­жику смот­реть, как его при­ятель ест, стал он про­сить:

— По­делись со мной, по­жалуй­ста, хоть ко­роч­кой!

— Нет, брат, – от­ве­ча­ет Иван. – Ты у нас прав­ди­вый, вот на прав­ду и на­дей­ся. Пусть она те­бя и кор­мит.

Опять це­лый день му­жики по ле­су плу­тали, к ве­черу На­ум сов­сем от го­лода обес­си­лел, еле-еле но­ги пе­ред­ви­га­ет. Ус­тро­ились они на при­вал, Иван сно­ва за хлеб при­нял­ся, а На­ум опять на­чал его о ку­соч­ке мо­лить.

— Лад­но, – го­ворит Иван, – пусть уж моя крив­да те­перь те­бя вы­ручит. Толь­ко прос­то так хле­ба я те­бе не дам – за не­го ты мне дол­жен один глаз от­дать.

По­думал-по­думал На­ум и ре­шил, что без гла­за он до до­ма как-ни­будь до­берёт­ся, а без хле­ба с го­лода пом­рёт.

— Ну, – го­ворит, – раз нет в те­бе жа­лос­ти, за­бирай глаз!

Дал ему за это при­ятель ку­сочек хлеб­ца, от­пра­вились пор­тные даль­ше. Толь­ко сил-то у На­ума не осо­бо при­бави­лось – не прош­ло и па­ры ча­сов, как сно­ва же­лудок све­ло.

— Хрис­том Бо­гом про­шу: дай мне ещё ку­сочек хле­ба, а то сов­сем по­мираю! – умо­ля­ет го­лод­ный му­жик.

— Лад­но, ра­ди мо­ей крив­ды, дам ещё ку­сок. Но за это ты мне и вто­рой глаз от­дать дол­жен! – от­ве­ча­ет сы­тый при­ятель.

Ис­пу­гал­ся На­ум, стал то­вари­ща про­сить-мо­лить, что­бы по­кор­мил его без та­кой жес­то­кой пла­ты, обе­щал на всю жизнь к не­му в бат­ра­ки пой­ти.

— Нет! – не сог­ла­ша­ет­ся Иван, встал и ухо­дить хо­чет.

Еще боль­ше то­варищ его го­лод­ный ис­пу­гал­ся: страш­но од­но­му в ле­су ос­та­вать­ся, го­лод­ной смертью по­мирать, а под­нять­ся нев­мо­готу – сов­сем обес­си­лел.

— Че­го тут раз­ду­мывать? – го­ворит Иван. – Ко­ли от­дашь глаз, так и быть, на­кор­млю, а по­том те­бя, сле­пого, из ле­са вы­веду.

Зап­ла­кал На­ум, обер­нулся кру­гом, пог­ля­дел в пос­ледний раз на бе­лый свет, на яс­ное сол­нышко и сог­ла­сил­ся:

— Бог с то­бой, за­бирай мой пос­ледний глаз, ес­ли те­бе уж так это­го хо­чет­ся, толь­ко не дай с го­лоду уме­реть!

От­дал он вто­рой глаз, по­ел хле­буш­ка да поп­лелся вслед за сво­им кри­водуш­ным то­вари­щем. Бре­ли они так, бре­ли, по­ка не на­до­ело Ива­ну вес­ти за со­бой сле­пого. За­вёл он На­ума на бо­лото да и бро­сил там.

— Про­щай, – го­ворит, – прав­до­любец! Си­ди на коч­ке с ля­гуш­ка­ми да рас­ска­зывай им о сво­ей прав­де, а ме­ня не по­минай ли­хом!

Ос­та­вил он бес­по­мощ­но­го при­яте­ля и ушел. Стал На­ум ту­жить-го­ревать:

— Вид­но, и в са­мом де­ле нет прав­ды на све­те! Ина­че раз­ве бы она поз­во­лила ме­ня крив­де одо­леть?

Выб­рался он кое-как из то­пи, бре­дёт на ощупь, вдруг слы­шит­ся ему го­лос:

— По­вер­ни нап­ра­во да иди нап­ря­мик. Как дой­дешь до са­мой ча­щи, на­щупа­ешь тро­пин­ку. При­ведет она те­бя к ста­рому ду­бу. Ты на не­го по­лезай, на­вер­ху за­та­ись да слу­шай вни­матель­но. Кто что под ду­бом ска­жет, то ты и де­лай.

По­вер­нул сле­пец нап­ра­во, на­щупал тро­пин­ку, доб­рался до ста­рого ду­ба, заб­рался на не­го да стал слу­шать. Как ста­ло смер­кать­ся, приш­ли под де­рево Прав­да в лап­тях да Крив­да в са­погах. Го­ворит Крив­да:

— Я се­год­ня три хо­роших де­ла сде­лала. Пер­вое де­ло – у по­мещи­ка во­ду от­ня­ла, пусть те­перь по­горю­ет! Вто­рое де­ло – на цар­скую дочь хворь на­пус­ти­ла, пус­кай отец её поп­ла­чет! Но третье де­ло луч­ше все­го – На­ума зре­ния ли­шила, пусть те­перь по­жале­ет, что ма­ло ме­ня по­читал.

А Прав­да от­ве­ча­ет:

— Хоть ты, Крив­да, и ста­ралась, а де­ло твоё всё рав­но не­дол­го­веч­ное. Ве­лит по­мещик рас­ко­пать яму под ка­лино­вым кус­том, что в ов­ра­ге вы­рос, во­да у не­го и по­явит­ся. При­кажет царь от той бе­резы, что на вы­сокой го­ре нап­ро­тив его двор­ца рас­тёт, от­ме­рить две­над­цать са­жен на вос­ход сол­нца, зем­лю раз­рыть, крест най­ти да тем крес­том дочь свою бла­гос­ло­вить, ца­рев­на и выз­до­рове­ет. Умо­ет­ся На­ум из чис­то­го ручья, что ря­дом с этим ду­бом бе­жит, сра­зу и проз­ре­ет.

По­бол­та­ли Прав­да с Крив­дой ещё нем­но­го о том, о сём да ра­зош­лись. А сле­пой пор­тной слез с ду­ба, прис­лу­шал­ся, где ру­чей жур­чит, на­шёл его, умыл­ся и проз­рел. Пе­рено­чевал он под кус­том, на­ут­ро зем­ля­никой лес­ной под­кре­пил­ся да в путь-до­рогу от­пра­вил­ся. К по­луд­ню выб­рался му­жик из ча­щи, вы­шел на тро­пин­ку, а от­ту­да на боль­шую до­рогу. По­шёл по ней и доб­рался до бар­ской усадь­бы. Поп­ро­сил он во­дицы на­пить­ся, а дво­ровые ему го­ворят:

— Иди, мил че­ловек, от­сю­да с Бо­гом! Во­да у нас дю­же до­рогая: за де­сять вёрст за ней ез­дим. Наш ба­рин озо­лотить то­го обе­щал­ся, кто ему под­ска­жет, как род­ник в по­местье най­ти.

Поп­ро­сил тог­да На­ум, что­бы его к по­мещи­ку от­ве­ли.

— Так и так, – го­ворит, – знаю я про ва­шу, су­дарь, бе­ду. Мо­гу по­мочь!

А ба­рин и слу­шать не хо­чет:

— У ме­ня уж столь­ко ло­зо­ис­ка­телей пе­ребы­вало! Толь­ко день­ги с ме­ня бра­ли, а во­ды так и не наш­ли.

— Да мне де­нег не нуж­но, я да­ром, от чис­то­го сер­дца по­могу!

— Ну, ко­ли так, тог­да поп­ро­буй.

Взял пор­тной двух ра­бот­ни­ков, по­шел в ов­раг да ве­лел под ка­лино­вым кус­том яму рас­ко­пать. Во­да из неё как хлы­нет – всю бал­ку за­лила! По­мещик ра­ду­ет­ся, не зна­ет, как и бла­года­рить На­ума. От­сы­пал ему пол­ный ко­шель се­реб­ра, на­кор­мил, на­по­ил да це­лую ко­том­ку по­дар­ков с со­бой дал. От­пра­вил­ся му­жик даль­ше, толь­ко не до­мой, а к ца­рю. Пом­нит он, о чём Прав­да с Крив­дой су­дачи­ли, ре­шил го­суда­рю по­мочь. Доб­рался На­ум до двор­ца, дож­дался, по­ка его на при­ём к ца­рю пус­тят.

— Ва­ше ве­личес­тво, – го­ворит пор­тной, – слы­шал я про ва­шу бе­ду, мо­гу по­мочь доч­ку Ва­шу вы­лечить.

— Сколь­ко уж у нас ле­карей да учё­ных му­жей пе­ребы­вало – не счесть! – от­ве­ча­ет царь. – Толь­ко ни­чем они не по­мог­ли, зна­чит, ты и по­дав­но не спра­вишь­ся.

А На­ум всё на сво­ем нас­та­ива­ет.

— Ну, лад­но, – сог­ла­сил­ся го­сударь, – по­могай. Толь­ко ес­ли ца­рев­не ху­же ста­нет, тут же мои страж­ни­ки го­лову те­бе сне­сут!

— На то ва­ша цар­ская во­ля, – от­ве­тил му­жик да поп­ро­сил от­пустить с ним двух цар­ских слуг.

Приш­ли они на ту го­ру, что нап­ро­тив двор­ца, наш­ли бе­рёзу, от­ме­рили от неё две­над­цать са­жен на вос­ход сол­нца, ста­ли зем­лю ко­пать, наш­ли крест да во дво­рец его при­нес­ли. Бла­гос­ло­вил царь тем крес­том свою доч­ку, ца­рев­на и выз­до­рове­ла. Об­ра­довал­ся го­сударь нес­ка­зан­но.

— Про­си, му­жик, всё, че­го ду­ша твоя из­во­лит! – го­ворит он На­уму. – Хо­чешь, дочь свою за те­бя за­муж от­дам?

— Что Вы, Ва­ше ве­личес­тво! – от­ве­ча­ет пор­тной. – Ку­да уж мне, му­жику, в цар­скую род­ню лезть! Я уж луч­ше к се­бе до­мой пой­ду, бу­ду там по-на­шему, по-прос­то­му жить.

От­сы­пал царь На­уму це­лый ко­шелёк зо­лота да про­водил с ве­ликою честью. Вер­нулся пор­тной к се­бе на ро­дину, но­вую из­бу ку­пил, швей­ную мас­тер­скую от­крыл. Ста­ла мол­ва о нём ид­ти по всей ок­ру­ге, прос­лы­шал про бо­гатс­тво На­умо­во и Иван.

— Это как же та­кое слу­чилось, что и с гла­зами, и с день­га­ми сле­пец с бо­лота вер­нулся? – ду­ма­ет кри­водуш­ный при­ятель. – На­доб­но его про­ведать да обо всём ра­зуз­нать!

При­шёл Иван к На­уму, с но­восель­ем поз­драв­ля­ет, об­ни­мать­ся ле­зет.

—Ты уж сде­лай ми­лость, на ме­ня за всё бы­лое не сер­дись, – го­ворит гость. – Ведь сам зна­ешь, уго­вор у нас та­кой был.

— Ни­чего, сла­ва Бо­гу, я опять зря­чим стал, – су­хо от­ве­ча­ет На­ум.

— Лю­ди го­ворят, буд­то ты у ца­ря в гос­тях по­бывал да с боль­ши­ми день­га­ми вер­нулся.

— Вер­но.

— А как же та­кое слу­чилось?

— Да, с Божь­ей по­мощью.

Ви­дит Иван, что так тол­ку не добь­ешь­ся, уго­ворил при­яте­ля в ка­бак схо­дить.

— Уго­щаю! – го­ворит. – Хо­чу по­ка­ять­ся за то, что на бо­лоте те­бя бро­сил.

Приш­ли они в та­вер­ну, вы­пили по ча­роч­ке, язык у На­ума и раз­вя­зал­ся. Рас­ска­зал он кри­водуш­но­му сво­ему то­вари­щу, как ус­лы­шал, о чём Прав­да с Крив­дой раз­го­вари­вали, как он их пос­лу­шал­ся, проз­рел, а по­том и раз­бо­гател. За­горе­лись у Ива­на гла­за, за­хотел он то­же раз­го­вор Прав­ды с Крив­дой под­слу­шать, да толь­ко как тот дуб отыс­кать, на ко­тором при­ятель его си­дел, не зна­ет. А На­ум и рад бы по­мочь, да сам за­памя­товал. Ре­шил тог­да кри­водуш­ный пор­тной у зна­харя мес­тно­го со­вета спро­сить. При­шёл он к стар­цу, поп­ро­сил по­мочь.

— Не­зачем те­бе тот дуб ис­кать, – го­ворит зна­харь. – Я луч­ше мес­то знаю. Вы­ходи в са­мую пол­ночь на бо­лото, там уви­дишь ста­рую лод­ку, за­лезь под нее, за­та­ись да слу­шай вни­матель­но. Кто что ря­дом ска­жет, то ты и де­лай.

По­шёл Иван на бо­лото, заб­рался под лод­ку и слу­ша­ет. В пол­ночь вы­лез­ли из глу­бокой то­пи ста­рый бес да двое чер­тят. Усе­лись они на ту лод­ку, под ко­торой пор­тной кри­водуш­ный ле­жит, ста­ли раз­го­вор вес­ти.

— Чуд­ные де­ла на све­те тво­рят­ся, – го­ворит бес. – То все Крив­да одо­лева­ла, а те­перь Прав­да в си­лу вхо­дит. Слы­шали, чер­тя­та, ка­кое счастье На­уму-то при­вали­ло? На­до бы ему ка­кую-ни­будь па­кость сот­во­рить!

На­вос­трил Иван уши, хо­тел по­удоб­нее лечь, что­бы луч­ше слы­шать, за­воро­чал­ся да и вы­дал се­бя. Вспо­лоши­лись тут чер­те­нята, вско­чили, пе­ревер­ну­ли лод­ку, вы­тащи­ли му­жика да как за­виз­жат:

— Де­душ­ка бес! Тут чу­жой!

Наб­ро­сились они все втро­ём на На­ума, ста­ли бить-ко­лотить. Сов­сем бы ему пло­хо приш­лось, ка­бы пе­тухи пер­вые не про­пели. Толь­ко рас­свет заб­резжил, бро­сились бес с чер­тя­тами в бо­лото, толь­ко их и ви­дели. На счастье, ут­ром шли ми­мо му­жики, уви­дали Ива­на по­кале­чен­но­го, по­мог­ли до де­рев­ни доб­рать­ся. Сколь­ко не до­пыты­вались, как он в бо­лото по­пал, ни­чего пор­тной не рас­ска­зал, толь­ко про­мол­вил:

— И дру­гу, и нед­ру­гу сво­ему не со­ветую зна­харям ве­рить!

Хоть и ос­тался му­жик без бо­гатс­тва, а за крив­ду с тех пор го­рой сто­ять пе­рес­тал – по­нял, что и прав­дой жить мож­но.

Словом, есть над чем задуматься каждому...

А вот и творчество наших с Вами современников на эту тему: